— Ей нужно это выпить. — Она протянула Ллевелису кружку.
— Что это? — далеким от дружелюбного голосом спросил тот и, как показалось Злате, принюхался к содержимому.
— Это зелье — мощнейшая отрава, после которой она уже никогда не встанет, — спокойно сообщила незнакомка.
— Правда? — изумленно спросил Ллевелис, и его собеседница презрительно фыркнула:
— Идиот. Это снимет боль.
— Почему ты не дала ей это сразу? Почему помогаешь сейчас? — проигнорировал тон Хельги бывший ученик.
— Я могу и сейчас его не давать. — Целительница попыталась забрать кружку, но мужчина не позволил. Она участливо предложила: — Давай я сама помогу ей выпить его. Может, это отродье захлебнется?
— Пошла прочь, — жестко велел Ллевелис и приложил кружку к губам своей леви.
Было трудно глотать, прохладная жижа буквально вливалась в горло, и Злата не сомневалась, что она сейчас захлебнется. Но этого не произошло. Зато боль стала уходить. Полегчало настолько, что Златослава смогла улыбнуться Ллевелису.
— Тебе лучше, — ответил он улыбкой на улыбку.
Злата прикоснулась рукой к его лицу. Усталый, изможденный, но все равно здесь, борется за нее. А во взгляде столько любви и нежности.
— Знаешь, — тихо сказала она, надеясь, что не пожалеет о принятом решении, — к черту десять свиданий. Ближе, чем сейчас, мы уже не будем.
— Мы? — затаив дыхание, переспросил Ллевелис.
— Мы, — подтвердила Злата.
Ллевелис наклонился, чтобы поцеловать ее, но девушка неожиданно зевнула. Оба рассмеялись, настолько забавно это вышло.
— Извини, испортила момент, — улыбнулась она.
— Это самый счастливый момент в моей жизни, его не испортить ничем, — покачал головой Ллевелис. — А поцелуи у нас еще будут. У тебя еще губы опухнут от них, и ты будешь просить пощады.
Злата снова зевнула. Они опять рассмеялись.
— Кажется, получать смертельное ранение невероятно утомительно, я просто выключаюсь. Ничего не могу с собой поделать. — Злата потерла глаза и снова зевнула.
— Отдохни, — улыбнулся Ллевелис. — Тебе это нужно.
— А ты? — Еще один зевок.
— Буду сторожить твой сон, и буду рядом, когда ты проснешься.
Злата бы улыбнулась, если бы не новый зевок. Господи, да она себе челюсть скоро свернет. Такая сонливость одолевала ее в последний раз года два назад, на экзаменах. Тогда она несколько ночей не спала, готовилась. А когда сдала экзамены, началась бессонница. Пришлось какое-то время попить…
— Снотворное. — Внезапное понимание так ошеломило девушку, что она произнесла это вслух.
— Что? — не понял Ллевелис.
— Снотворное! — Зевок. — Она опоила меня снотворным, поэтому я-а-а за-а-асыпаю. — Злата пыталась бороться со сном, но безуспешно.
— Нет, не опоила. — Ллевелис попытался успокоить внезапно встревожившуюся леви. — Просто ты устала…
— Вообще-то, — вкрадчивым голосом перебила его Хельга, — девчонка совершенно права.
Признание удивило его. Целительница решила усыпить Злату? Зачем? Он бы понял, попытайся Хельга ее отравить. Но и это было бы совершенно бесполезно. Ничто не помешает ему воскресить свою леви снова. Тогда что двигало пикси?
— Зачем? — спросил он, хорошенько встряхивая Злату, чтобы та не уснула.
— Я подмешала в зелье сон-траву, — криво улыбнулась Хельга.
— Я уже понял, что ты ее усыпила, — раздраженно огрызнулся Ллевелис. — Я спрашиваю зачем.
Хельга расхохоталась.
— Если бы ты внимательнее слушал мои уроки, ты бы знал, что мы, пикси, можем через зеркала заглядывать в другие миры. Я видела, что между вами произошло, знаю, что она пусть и не полюбила, но приняла тебя точно. Так вот, — она откровенно наслаждалась тем, что сейчас скажет, — отвар сон-травы стирает из памяти предыдущие сутки. Она проснется и будет здорова. Но не вспомнит, как ты ее любишь. И свою взаимность не вспомнит.
— Ллевелис, — Злата вцепилась в его рубашку, как утопающий в спасательный круг, — я не хочу тебя забывать… Не хочу тебя терять.
Ллевелис прекрасно понимал, что ничего не исправить. Злата уже выпила зелье. Поэтому сделал то, что в данном случае было самым правильным, — наклонился и нежно поцеловал ее, успокаивая.
— Злата, сейчас ты уснешь. Ни о чем не волнуйся. Сон сотрет из твоей памяти воспоминания об этом незабываемом дне, который мы провели вместе. Но не сотрет меня из твоей жизни. Я обещаю, что завоюю тебя снова. И буду завоевывать опять и опять, столько раз, сколько придется. Потому что ты моя леви, потому что я люблю тебя, потому что ты этого достойна.
— Я тоже хочу тебя любить… — Злата снова отчаянно зевнула.
Бороться со сном не было сил. Она закрыла глаза и уснула крепким здоровым сном. Ллевелис погладил ее по щеке:
— Будешь… и нашего ребенка будешь любить… будешь счастлива, леви.
Он еще какое-то время нежно смотрел на нее, а потом, не отводя глаз, холодно добавил:
— В отличие от тебя, Хельга.
— И что ты мне сделаешь? — Глаза целительницы горели ненавистью и безумием. — Сотрешь воспоминания? Убьешь? Ты что, не понимаешь? Я ведь сделала это в первую очередь для тебя и Матэнхейма! Никто в этом мире не воспринимает всерьез опасность, исходящую от иномирян! Однажды они придут и уничтожат все и всех! Уничтожат наш мир, наших детей…
Ллевелис перебил ее тихим голосом, но жесткость и сталь, которые звучали в нем, заставили Хельгу замереть. На смену хаосу в мыслях и безумию в сознании пришел здравый смысл. Она ведь не просто с учеником говорит — с полудемоном, высшим существом. Если он сейчас убьет ее, то все планы, над воплощением которых пикси работала последние несколько месяцев, пойдут прахом.